Апогеем жизни иудеев в Риме можно считать период Ренессанса. Евреи беспрепятственно занимались финансовой деятельностью. При каждом Папе был еврейский врач. Иаков Мантино, еврейский целитель, служивший при Павле III, преподавал одновременно в римском университете Сапиенца, что было почти невозможным в Европе вплоть до девятнадцатого столетия. Подобные благоприятные для евреев условия сменились притеснениями, пришедшими в Рим вместе с Контрреформацией. Распространение талмудической литературы в городе было запрещено, и иудейская интеллектуальная жизнь пришла в упадок. В 1555 г. Павел IV постановил отделить еврейские гетто, и римским евреям запрещалось проживание за пределами этих обнесенных стенами кварталов, хотя и не возбранялось выходить за ворота. Однако во время христианских праздников ворота закрывались, и евреям не позволялось выходить в город. Мужчины-евреи должны были носить желтую шапку; еврейские женщины - повязывать голову желтым платком. На евреев не распространялись уважительные формы обращения (такие, например, как «синьор»); христиане не должны были лечиться у врачей-евреев; были наложены ограничения на коммерческую деятельность евреев и на размеры их собственности. Большинству римских евреев приходилось заниматься уличной торговлей, становясь легкой мишенью для оскорблений и злоупотреблений со стороны жителей города. Была разрешена деятельность лишь одной синагоги, хотя это ограничение удалось в какой-то мере обойти, устроив пять синагог, действующих под одной крышей и проводящих богослужение в соответствии с различными религиозными обрядами, принятыми в той или иной этнической группе иудеев. В субботу евреев понуждали посещать христианские церкви и выслушивать проповеди, призывающие их к обращению в христианскую веру. Римским евреям запрещались погребальные песнопения, с которыми они провожали своих умерших в последний путь, пока похоронная процессия следовала через город на Авентинское кладбище; им не позволялось ставить на кладбище свои надгробия. Положение римских евреев стало, по сути дела, более тяжелым, чем в других странах Европы.В период оккупации города наполеоновскими войсками для евреев наступило короткое время относительной свободы; но с восстановлением папского государства в 1814 г. они были вновь обречены на поселение в гетто. В 1846 г. Папа Пий IX повелел разрушить стены и ворота этих гетто, однако он продолжал политику ограничения гражданской и экономической деятельности евреев. Лишь после того как в 1870 г. войска разрозненных ранее итальянских государств под главенством Савойской династии9 заняли Рим, устранив власть Папы10 и завершив объединение Италии, римские евреи обрели наконец гражданские права, получив возможность равноправного участия в общественной жизни.
Прежняя, относительно свободная религиозная жизнь евреев в Риме начала медленно восстанавливаться. В 1900 г. была построена великолепная новая синагога, предназначенная заменить прежнюю сгоревшую Cinque Scuole11.
В продолжение 1900 лет сложных взаимоотношений католицизма и иудаизма ни один Папа ни разу не переступал порога римской синагоги, хотя однажды Папа Иоанн XXIII остановил свой автомобиль, чтобы благословить римских евреев, расходящихся со своего субботнего богослужения. Но вот 13 апреля 1986 г. Иоанн Павел II выехал из Ватикана, пересек Тибр и направился по виа Лунготевере, чтобы изменить ход истории. Епископ Рима решил посетить римскую синагогу и встретиться с иудейской общиной в месте ее богослужения.
Он начал этот путь давно, еще в Вадовице, шестьдесят лет назад. На пути в римскую синагогу Иоанн Павел нес с собой все, что собрал в жизни: и детскую дружбу с еврейскими мальчишками, и уроки терпимости, преподанные ему отцом; и проповедь своего духовного наставника о том, что Евангелие порицает антисемитизм; и пережитые тяготы нацистской оккупации; и знания о Холокосте. Он обладал особенной чувствительностью к боли, которую пришлось испытать евреям, к драме жизни еврейского народа в двадцатом веке. И теперь, став главным действующим лицом в очередном эпизоде этой драмы, он нес смелое, прямое и искреннее предложение как евреям Рима, так и евреям всего мира.
Профессор Джиакомо Табан, глава еврейской общины в Риме, с радостью приветствовал приезд Папы. Главный раввин Рима, Элио Тоафф, говорил об «огромном удовлетворении» от посещения Иоанна Павла. Понтифик в ответ на это указал на их общую веру в единого, истинного Бога. Ибо лишь этот Господь «устроил небеса и утвердил землю (Ис. 51.16) и избрал Авраама, чтобы сделать его отцом множества детей». И Бог этот «чудом Своего Провидения» сделал возможным нынешнюю встречу древней еврейской общины с епископом Рима и пастырем католической Церкви. И Папа хотел, чтобы это стало не официальной встречей, не церемониальным началом будущих переговоров, но религиозным общением между людьми, «благодарящими и прославляющими Господа» и делающими это вместе. Встреча эта стала возможной не потому, что представители Святого Престола и еврейской общины в Риме согласовали заранее ее детали, хотя и это было необходимо. Она стала реальным, а не протокольным событием, потому что Бог желал этой встречи.
Его приход в римскую синагогу, по словам Папы, знаменовал конец одной эпохи и начало другой. Период раздумий над иудейско-католическими взаимоотношениями, который начался Вторым Ватиканским Собором, созванным Папой Иоанном XXIII, привел ко многим важным переменам. В обществе, как говорил на встрече Иоанн Павел, определенно утвердились «законные основы плюрализма». Антисемитизм порицается «каждым - я повторяю: «каждым» членом Церкви». Второй Ватиканский Собор постановил, что «на евреев как на народ не может быть возложена как родовая, так и коллективная вина за страдания, которые понес Христос». Церковь провозгласила невозможность какого бы то ни было теологического оправдания дискриминации евреев и указала на то, что Бог обратился со Своим «несомненным призывом» также и к евреям. Церковь сознает, что католики не могут думать о католицизме, не думая при этом об иудаизме.- Религия евреев, - сказал Иоанн Павел, - не является для нас чем-то «внешним», но входит как «внутренняя часть» в нашу собственную религию. Таких взаимоотношений, как с иудаизмом, у нас нет ни с какой иной религией. Вы - наши дорогие возлюбленные братья, и в каком-то смысле можно сказать, что вы - наши старшие братья.
Подобное поразительное развитие взаимоотношений, произошедшее менее чем за три десятилетия, явилось лишь прологом к дальнейшим переменам. Иудеи и католики вступили отныне, по мнению Иоанна Павла, на новый путь. «Общее наследие, берущее начало от Закона и пророков», требовало от них «сотрудничества ради блага человека», ради защиты человеческого достоинства и самой человеческой жизни, ради защиты свободы и мира. Иудеям и католикам следует вместе размышлять над великой тайной Божественного Провидения и Предопределения, приведших их друг к другу после долгих веков разделения. Они вновь возвратились к диалогу, прерванному более 1900 лет назад. На этой радостной ноте, на этом поразительном призыве, обращенном как к иудеям, так и к католикам, Иоанн Павел закончил свое обращение и завершил визит молитвой - 118-м Псалмом, который он произнес на иврите:
Славьте Господа, ибо Он благ,
Ибо вечна и неизменна любовь Его!
Да скажет ныне дом Израилев:
«Вечна и неизменна любовь Его».
Да скажут ныне боящиеся Господа:
«Вечна и неизменна любовь Его».
Аминь.
«Nostra Aetate», или документ Второго Ватиканского Собора под названием «Декларация об отношениях Церкви с нехристианскими религиями», открыла новую главу во взаимоотношениях католицизма и иудаизма. Иоанн Павел II стремился закрепить достигнутое и продвинуться далее. Некоторые события, произошедшие перед планируемым Чрезвычайным Синодом, определенно указывают на это направление данного понтификата и его отношение ко Второму Ватиканскому Собору.
15 февраля 1985 г. Папа принял делегацию Американского еврейского комитета, прибывшую в Рим, чтобы отметить двадцатую годовщину выработки декларации «Nostra Aetate». В обращении, посвященном этой годовщине, Иоанн Павел подчеркнул, что «Nostra Aetate» явилась не только «чем-то пристойным» с точки зрения гуманных отношений, но должна рассматриваться «как проявление веры, как вдохновение, полученное от Духа Святого, как слово Божественной Мудрости».
Четырьмя днями позже, 19 февраля, Папа принял Премьер-министра Израиля Шимона Переса, который в ответ пригласил его посетить Израиль.
19 апреля Иоанн Павел встретился с участниками коллоквиума, посвященного двадцатой годовщине издания «Nostra Aetate», проводимого в римской альма-матер Папы, «Ангеликуме». И вновь он высказал мысль, что диалог между иудеями и католиками является не просто данью хорошим манерам и терпимости.
- Отношения между иудеями и католиками, - настаивал он, - не являют собой предмет лишь академического интереса. Напротив, они составляют самую сущность наших религиозных обязательств и нашего обоюдного призвания христиан, с одной стороны, и иудеев - с другой, которые, по провидению Божьему, всегда жили в тесном соседстве друг с другом.
24 июня Комиссия по взаимоотношениям с иудеями (отдел в Ватикане, ответственный за этот диалог) издала документ с длинным названием: «Положения о должном представлении евреев и иудаизма в проповедях и катехизисе Римской Католической Церкви». В этих «Положениях», предназначенных для руководства при чтении проповедей, проведении богослужения в Страстную неделю и всех уровней церковного образования, подчеркивалось, что «Иисус был и всегда оставался евреем... в полном соответствии с Его окружением». Верное указание этого обстоятельства «еще более подтверждает реальность Воплощения и саму сущность истории Спасения, открываемой в Библии». «Положения» указывали также на то, как важно донести до католиков значение продолжающейся духовной миссии еврейского народа, который остается избранным народом и чья современная вера и религиозная жизнь может помочь католикам лучше понять все стороны их собственной веры и деятельности. Далее в документе говорилось, что религиозные образовательные программы должны помочь католикам «понять, что значили для евреев их массовое истребление в период 1939-1945 гг., а также последствия этого истребления».28 октября 1985 г. Иоанн Павел II принял у себя представителей Международного комитета по связям католиков и иудеев, официального органа для осуществления этого диалога. Иоанн Павел вновь повторил, что «духовная связь» между католиками и «родом Авраамовым» установила «отношения, которые могут считаться воистину «родственными», какие католики могут иметь лишь с этой религиозной общиной (то есть с еврейским народом)». Иоанн Павел высоко оценил «Положения», изданные в июне. Они, по его словам, «помогут установлению уважения и взаимной любви друг к другу, поскольку и те и другие служат непостижимому предначертанию Бога, Который «не отринет народа Своего» (Пс. 94.1415, Рим. 11.1). Антисемитизм со всеми его уродливыми, а иногда и агрессивными проявлениями должен быть полностью искоренен. Мы должны ценить все положительное в наших религиях, уважая в то же время особенности каждой из них...»
В месяцы, предшествовавшие Чрезвычайному Синоду, Иоанн Павел в связи с Международным годом молодежи, проходившим в тот год под эгидой ООН, предпринял одну из самых замечательных инициатив своего понтификата - организацию Всемирных дней молодежи, которые в дальнейшем стали привлекал миллионы молодых людей в паломничества в Европу, Латинскую Америку, Северную Америку и Азию.
Идея Всемирного дня молодежи, как вспоминает Папа, наметилась еще в Польше в дни его юности, проведенной им с его молодыми друзьями в «Шродовиско». Впоследствии, во время его первых поездок в качестве Папы по Италии и за ее пределами, он убедился, что стремление вызвать отклик на свою проповедь в сердцах молодежи необходимо как для Папы, так и для неоперившегося священника, каким он был в молодые годы.
Иоанн Павел был поражен интересом французской молодежи, казалось бы, глухой к христианству, в Pare Des Princes во время его первого визита в Париж в 1980 г. Идея Всемирного дня молодежи окончательно оформилась во время молодежной встречи в Святой Год в Риме в Вербное воскресенье 1984 г., когда Иоанн Павел пригласил молодежь вновь приехать в Рим на Вербное воскресенье 1985 г. Приглашение было с энтузиазмом принято молодыми людьми, число которых доходило до 250 000. И тогда было решено отмечать Вербное воскресенье 1986 г. как первый «официальный» Всемирный день молодежи и праздновать его в дальнейшем поочередно в различных епархиях мира во главе с Папой. Начиная с 1987 г. раз в два года Всемирный день молодежи празднуется вместе с Папой в различных странах мира, куда приглашается молодежь со всей планеты: в Буэнос-Айресе в 1987 г., в Сантьяго-де-Компостела в 1989 г., в Чехословакии в 1991 г., в Денвере в 1993 г., в Милане в 1995 г. и в Париже в 1997 г., где Папа объявил, что следующий Всемирный день молодежи будет проходить в Риме в 2000 г. В четные годы Всемирный день молодежи отмечается в местных епархиях.
Иоанн Павел отметил Международный год молодежи под эгидой ООН и встречу с молодыми людьми в Риме в Вербное воскресенье 1985 г. апостольским посланием «К молодежи мира», в котором отдал равную дань воспоминаниям, проповеди и характерным для него мыслям о феноменологическом развитии всего гуманного и духовного.Юность - это особый период в жизни, писал он, поскольку в это время происходит формирование личности и склонностей человека, принятие им первых серьезных решений. Принимая эти решения, молодые люди открывают свои способности к тому или иному моральному выбору и впервые сталкиваются с вопросом о своей судьбе. Подобно богатому молодому человеку из Евангелия молодежь хочет знать, «что я должен (должна) сделать, чтобы обрести жизнь вечную?» Так молодежь впервые сталкивается с Тайной Бога.
«Фундаментальным вопросом юности», продолжает Иоанн Павел, является вопрос о совести, причем совести, выбранной самостоятельно. Совесть, будучи мерой человеческого достоинства, является, по сути дела, основой мировой истории. «Ибо история пишется не только событиями, происходящими в определенном смысле «вне людей»; она пишется более всего «изнутри»: это - история человеческой совести, моральных побед и поражений человека». Способность самостоятельно прийти к осознанию совести, выработать ее в себе есть истинная мера развития человеческой личности.
Молодость - особенное время осознания человеком его личного будущего, своих склонностей и способностей, когда молодые люди пытаются «прочесть ту вечную мысль, которую Бог, Творец и Отец, сопровождал их создание». Открытие своей уникальной личности и своего предназначения является «увлекательной внутренней работой, в которой вы развиваетесь и растете, в то время как ваша молодая личность обретает все большую внутреннюю зрелость. Вы все больше укореняетесь в этой найденной внутренней личности, чтобы стать наконец тем, чем вы предназначены быть для себя, для других людей, для Бога».
И конечно, он писал им о любви. О том, что реальностью является создание Богом мужчин и женщин, что «это включено в личное «Я» каждого из вас». Ощущение этой реальности приносит «в молодое сердце новое чувство... чувство любви». Не позволяйте, настаивает Папа, «отнять у вас это сокровище!» Если сохранить сокровище любви и сопротивляться сведению любви до уровня преходящего наслаждения означает идти против господствующей окружающей традиции, восстаньте против нее. «Не бойтесь любви, которая ставит перед вами определенные требования. Эти требования... способны сделать ваше чувство истинной любовью».
Поразительное взаимопонимание Иоанна Павла II с молодежью началось с фазы его понтификата, которую можно было бы назвать «Иоанн Павел Суперстар»; характерным примером тому был восторженный прием, оказанный ему молодежью в Мэдисон-сквер-гарден в октябре 1979 г. По мере дальнейшего развития его понтификата стало уже невозможным считать подобные восторженные приемы просто разновидностью поклонения перед популярной знаменитостью. Возраст, ранение и последствие болезни, не снизившие его популярности, заставляли думать, что Папа - нечто большее, чем рок-звезда в белой сутане. Почему же взаимопонимание с молодежью сохранялось и даже усиливалось? Некоторые причины очевидны каждому: Папа воспринимал молодых людей серьезно, видя в них личности, уважая в них людей, борющихся за осознание смысла жизни. Говоря с молодежью, он не упрощал христианское благовестие, в соответствии с которым жил сам, не рисовал его легким. Он призывал их не удовлетворяться чем-то меньшим, чем нравственное величие. В те времена, когда практически никто на Западе не призывал молодых людей нести бремя и идти на жертвы, Иоанн Павел затрагивал в молодых душах жажду героического и обращал ее на путь поиска Бога. В этом заключалась сила его способа евангелизации.
Празднование Всемирного дня молодежи ускорило ритм жизни католической Церкви. Однако самой поразительной встречей Папы во время Международного года молодежи в период, предшествовавший Чрезвычайному Синоду, была встреча с 80 тыс. молодых мусульман на стадионе в Касабланке, Марокко. 19 августа 1985 г.
Это беспрецедентное событие - впервые Папа официально обратился к мусульманской аудитории по приглашению мусульманского лидера - произошло в последний день третьего посещения Иоанном Павлом Африки и его двадцать седьмой пастырской поездки за пределы Италии. В ходе этой миссии он посетил Того, Берег Слоновой Кости, Камерун, Центральную Африканскую Республику, Заир и Кению, где принимал участие в сорок третьем Международном евхаристическом конгрессе, проходившем в Найроби. Остановка в Касабланке 19 августа, по пути из Найроби в Рим, была сделана по личному приглашению короля Марокко Хасана II, который пригласил Иоанна Павла в свою страну еще во время королевского визита в Ватикан. Тогда Папа поблагодарил короля за приглашение, но спросил, что ему позволено будет сделать в этом королевстве официального ислама. Хасан ответил ему:
- Ваше святейшество, вы несете не только религиозное бремя, но и образовательное, а также нравственное. Я уверен, что десятки тысяч марокканцев, особенно молодежь, будут крайне счастливы, если вы поговорите с ними о нравственных нормах и взаимоотношениях между отдельными людьми, между общинами, народами и религиями.
Иоанн Павел с радостью принял приглашение: этот визит стал первым - и на 1999 г. единственным - официальным соглашением, заключенным между Святым Престолом и исламским государством. В письме, датированном 30 декабря 1983 г., король Хасан провозгласил, что католическая Церковь в Марокко может проводить публичные богослужения и осуществлять религиозное образование и что церкви и католические школы освобождаются от налогообложения. Католической Церкви предоставлялся полный контроль над ее внутренними делами в Марокко; ее священники и сестры также освобождались от налогообложения; Церковь могла получать финансовую помощь как внутри страны, так и из-за рубежа и управлять своими собственными финансовыми делами. Была разрешена также деятельность католических благотворительных объединений.
Обращение Иоанна Павла к молодым марокканцам, произнесенное по-французски, было поразительно простым по стилю, - это было, по сути дела, краткое изложение его идей христианского гуманизма, адаптированное для этой своеобразной аудитории.
- Я пришел на встречу с вами, - начал Папа, - как верующий... чтобы просто свидетельствовать о том, во что я верю, чего желаю для блага моих братьев, человечества и что согласно моему опыту считаю необходимым и полезным для каждого.
Он начал с мысли о Боге, «поскольку именно в Него мы, мусульмане и католики, веруем». Бог - «источник всяческой радости», и, свидетельствуя об этом, мусульмане и католики молятся, ибо «человек не может жить без молитвы, как не может он жить без воздуха».
Касаясь одного из самых трудных вопросов католическо-мусульманских взаимоотношений - религиозной свободы, Папа выразил мнение, что самой твердой основой для религиозной свободы является не мирское безразличие или нейтральность по отношению к религии, а истинная религиозная вера.-Покорность Богу и любовь к человеку должны привести нас к уважению прав человека,- сказал Иоанн Павел. - А это уважение невозможно без «взаимности во всех отношениях, и прежде всего в том, что касается фундаментальных свобод, и особенно религиозной свободы...
Задачей молодежи, заметил он, является построение более «братского мира», «разрушение барьеров, возводимых порой гордостью, но чаще всего - слабостью и страхом перед другими людьми». Он призывал новое поколение, стоявшее перед ним, жить «в единстве с другими, с тем чтобы каждый народ имел возможность накормить себя, заботиться о себе и жить в мире». Но «как бы ни важны были экономические проблемы, человек живет не хлебом единым». Это - самая главная весть, которую они могут нести миру, наследуемому от старшего поколения: веру в то, что «мы живем не в закрытом мире, изолированно друг от друга».
Необходимо признавать как то, что их объединяет, так и то, что отличает друг от друга. Как христиане, так и мусульмане веруют в единого, всеправедного и всемилостивого Бога, Который желает, чтобы его человеческие создания были спасены и жили с Ним вечно. Как христиане, так и мусульмане веруют в «необходимость молитвы, поста и благотворительности, раскаяния и прощения». Что же касается «важных различий» между этими двумя верами, суть которых - христианская вера в Иисуса как Сына Божия и Искупителя мира, «мы можем принять их со смирением и уважением, во взаимной терпимости. Здесь заключена тайна, и Бог однажды просветит нас, я уверен». Теперь же, если христиане и мусульмане вместе вручат себя «предопределению Божьему и покорятся Его воле», они создадут новый «мир, в котором мужчины и женщины живой и активной веры воспоют славу Богу и будут стремиться к построению человеческого общества в соответствии с волей Божией».
Кардинал Йозеф Томко был тогда там же, на стадионе в Марокко, и не знал, чего ожидать. Он смотрел на собравшихся людей, а не на Папу, и видел интерес, смешанный с благоговением. Мусульманские подростки Касабланки слушали епископа Рима с гораздо большим интересом и уважением, чем многие взрослые голландские католики.
Борьба за свободу в Восточной Европе продолжала набирать силы в месяцы, предшествовавшие Чрезвычайному Синоду 1985 г.
27 февраля советский министр иностранных дел Андрей Громыко прервал ежегодное великопостное уединение Папы, испросив у него аудиенцию. Иоанн Павел, как и всегда, говорил ему «о религиозной свободе и освобождении для Церкви». У Громыко же на уме было совсем другое. «Он был очень обеспокоен американской стратегической оборонной инициативой, - вспоминал Папа, - и искал у Церкви помощи против Соединенных Штатов». Иоанн Павел понимал, что Громыко более, чем что-либо иное, интересовала проблема ослабления позиции Советского Союза в его противостоянии с НАТО, и отказался включиться в антиамериканскую кампанию.
В середине 1985 г. Иоанн Павел развернул свою кампанию - за свободу использования культурного сопротивления в качестве метода борьбы. Хотя чехословацкий режим отказал ему в визе для участия в службе, посвященной 1100-й годовщине смерти святого Мефодия, в Велеграде в июле, Папа нашел способы незримого присутствия на этих церемониях. 19 марта он подписал письмо ко всем священнослужителям Чехословакии, напомнив им о том, что Мефодий вместе со своим братом Кириллом создали основы славянской культуры на востоке Центральной Европы. Их евангелическая деятельность с ее особенным влиянием на формирование культуры народов коснулась всех сторон жизни. И сегодня Мефодий преподает нам три урока. Первый - это «мужество принять историю и человечество в их нынешнем виде, положившись на тайну Божественного Предопределения, даже если нынешняя историческая ситуация такова, что принять ее трудно, больно и почти невозможно...» Второй урок Мефодия священникам Чехословакии состоит в необходимости сохранять религиозный характер их священнической деятельности. В те времена служители, которым позволялось публичное служение, как и те, кто был вынужден работать подпольно, подвергались искусительному секуляризирующему влиянию режима Гусака. Подобно Мефодию все они должны помнить, что избраны Богом для особой миссии. И третий урок касался их ответственности. Как и Мефодий, они, будучи священниками, должны предостерегать о вечных последствиях выбора, совершаемого в истории. Надежда Иоанна Павла, возлагаемая на годовщину смерти святого Мефодия, заключалась в том, что для священников Чехословакии эта годовщина станет «мощным стимулом к обретению святости, необходимой для поддержки современного человека, который вопрошает, страдает и ждет... вашей работы любви и спасения во имя Христа».Кардинал Франтишек Томашек зачитал письмо Папы 1100 чехословацким священникам - одна треть пресвитериата страны - на многолюдном памятном собрании в Велеграде 11 апреля. Это стало самым значительным публичным проявлением католической и священнической солидарности в Чехословакии с 1948 г.
Иоанн Павел продолжал отмечать вклад Кирилла и Мефодия в религиозную и культурную историю Европы, посвятив их памяти четвертую энциклику «Slavorum Apostoli» [«Апостолы славян»]. Вышедшая в июне 1985 г., эта энциклика представляет фессалоникийских братьев преданными евангелистами, заботившимися как о единстве, так и об универсальности Церкви. Их миссионерская работа ввела западных славян в европейскую историю и привела к Спасению. «Славяне смогли тогда ощутить, что и они тоже, вместе с другими народами Земли, являются потомками и наследниками обетования, данного Богом Аврааму». Придя в Моравию, еще до разрыва между христианским Востоком и христианским Западом, братья осуществляли миссию, одобренную как епископом Рима, так и Патриархом Константинопольским. Они олицетворяли любовь к единению Церкви Востока и Запада и стремление к ее универсальности. Поскольку они создали основы литературной культуры западных славян, их евангелизм «постоянно присутствовал в истории и в жизни этих народов и наций», несмотря на то что в отдельные периоды истории их вклад игнорировался людьми и режимами.
«Slavorum Apostoli» затрагивала противоречивые вопросы, которые поднимались после Второго Ватиканского Собора и относились к областям, далеким от Богемии, Моравии и Словакии. Одним из них была проблема «инкультурации», задающаяся вопросом, каким образом Евангелие должно вводиться в различные культуры. В девятом веке некоторые считали, что Кирилл и Мефодий, намеревавшиеся принести Евангелие славянам на их собственном языке, подрывают единство Церкви. Братья не согласились с этим так же, как Иоанн Павел II не соглашался теперь. Успешная евангелизация, утверждал Иоанн Павел, невозможна без «хорошего представления о внутреннем мире» тех, кому адресована проповедь. Кирилл и Мефодий «задались целью понять язык, обычаи и традиции славянских народов, проникнуть в их стремления и человеческие ценности, чтобы выразить их» в свете Евангелия. Уважение к подлинным человеческим ценностям других и стремление осветить эти ценности через Евангелие составляло сущность «инкультурации», проводимой Кириллом и Мефодием.
«Slavorum Apostoli» датируется 2 июня 1985 г., днем Святой Троицы. Месяцем позже феникс католической Церкви в Чехословакии возродился из пепла «нормализации», проводившейся Густавом Гусаком. 5 июля почти 200 000 паломников прибыли в Велеград, чтобы отметить годовщину смерти Мефодия. Режим пытался направить это событие в свое русло, превратив его в коммунистический «фестиваль мира». Но когда местные власти приветствовали паломников своими идеологическими клише, католики стали выкрикивать требования:
- Это - паломничество! Нам нужен Папа! Мы хотим мессу!
За семь лет понтификата Иоанна Павла II церковь в Чехословакии обрела новое дыхание. Кардинал Томашек стал упорным защитником свобод и сторонником «Хартии 77», движения за права человека, возглавлявшегося Вацлавом Гавелом. В свое время, в 1982 г., инструкция Конгрегации по делам епископов, направленная духовенству, запрещала священникам участвовать в политических движениях, что в то время в значительной мере ослабило влияние католической Церкви. Теперь же события в Велеграде объединили лютеран чехов и католиков словаков, прорвав внутреннее этническое разделение между ними. Отмечаемая годовщина соединила набожность с сопротивлением режиму, показав участникам движения, что они могут опрокинуть попытки режима манипулировать ими (как в случае с фальшивым «фестивалем мира»). Католицизм в Чехословакии начал серьезное сопротивление коммунистическому режиму.
ЗЕМЛЯ НЕПРИКАСАЕМЫХ
Папа много раз пересекал через этот огромный субконтинент, начав с Дели и посетив Калькутту, Ранчи, Шиллонг, Мадрас, Гоа, Мангалуру, Тричур, Кочин, Эрнакулам, Вераполи, Коттаям, Тривандрам, Васаи, Пуну, Горегаон и Бомбей. В день прибытия в Индию он посетил место кремирования Махатмы Ганди в 1948 г. и вознес молитву Заповедей блаженства (Мф. 5.3-11). Он был в штате Ассам на северо-востоке, обычно закрытом для иностранцев, и провел мессу в поле, отгороженный в целях безопасности от местных крестьян лишь деревянными барьерами. В Мадрасе он молился на месте, традиционно считающимся гробницей апостола Фомы.
Христианская служба для бедных и обездоленных была постоянной темой проповедей Иоанна Павла в Шиллонге, Мадрасе, Гоа, Мангалуру и, конечно, в Калькутте. Там он встретился с живой иконой христианского служения в Индии, матерью Терезой, которая за долгие годы своей деятельности привела около пятидесяти тысяч больных индийцев, живших под открытым небом, в созданный ею «Дом чистого сердца». Дружба между Папой-поляком и этой маленькой монахиней родом из Албании была глубокой и проникновенной: они понимали друг друга «без слов», как сказал однажды один из спутников Иоанна Павла. Для Папы мать Тереза была воплощенным «живым посланием» двадцатому веку и живым подтверждением того, что жизнь согласно Закону, дарованному человеку от Бога, ведет к самому глубокому счастью. Не было никого счастливее матери Терезы, которая вела почти невообразимо аскетичную жизнь, окруженная страданием. Всякий раз, когда они встречались (обычно это происходило в Риме), монахиня говорила о расширении своей общины «Посланцы благотворительности»:- Я открыла дом в России, - или: - я открыла дом в Китае. Поражало то, что эта община женщин религиозных, преданных своему самому трудному делу, процветала и расширялась в то время, как другие общины распадались. Еще более впечатляющим было ежедневное свидетельство воли Божией, которое несли людям «Посланцы благотворительности» своей безмятежностью, с которой они встречали все трудности. Иоанн Павел решил, что это свидетельство должно быть услышано и в Риме. Впоследствии он вспоминал, что возвратился из Индии с намерением создать такое же убежище для обездоленных, управляемое сестрами матери Терезы, и в самом Ватикане.
То, что благотворительная община матери Терезы успешно функционировала в Индии, где христиане составляли меньшинство религиозного населения, придало католической Церкви такой вес в индийском обществе, который пришлось уважать даже крайне националистически настроенным индуистам. Реальные результаты работы матери Терезы и ее «Посланцев благотворительности» в трущобах Калькутты наглядно иллюстрировали истину о соотношении частного и общего в работе христианина, что отозвалось в деятельности Церкви далеко за пределами Индии. Мать Тереза и ее сестры воплощали два общих качества - сострадание и глубокое уважение к человеческому достоинству беднейших из бедных. И они реализовали эти общие, универсальные христианские качества в своей конкретной, частной работе. Они стали, таким образом, живым опровержением мнения, широко распространенного в современном мире, что преданность чему-то частному сужает общий горизонт человека.
*** Лимузин въехал на Кортиле Сан-Дамасо, где генерала Войцеха Ярузельского встретил префект папского дворца Джентилуомини дель Санто Падре и провел его во дворец мимо отсалютовавших швейцарских гвардейцев, стоявших на охране. Это было 13 января 1987 г., через шестьдесят один месяц после того, как этот коммунистический лидер объявил войну своей собственной стране, установив в ней военное положение. Генерал Ярузельский поднялся в лифте на третий этаж Апостольского дворца, где он и сопровождавшие его лица повернули налево и прошли мимо ряда поразительных фресок с изображениями старинных географических карт мира, в апартаменты Папы. Дверь открылась, и поляк, заявивший, что поведет свою страну силами армии, был проведен в библиотеку, где ему предстояло встретиться с другим поляком, чье руководство в его отечестве основывалось на силе духа.
Оба они знали уже, кто победил.Силы безопасности генерала Ярузельского убили отца Ежи Попелюшко, при странных обстоятельствах исчезали и другие священники. Но отец Ежи оказался прав: надежду убить нельзя. Его могила в ограде церкви Святого Станислава Костки стала святилищем «Солидарности», кусочком свободной Польши. Было много и других таких святилищ по всей стране, представлявших собой как бы посольство польского народа самому себе во враждебном окружении. Одно из них находилось в костеле Кольбе в Новой Гуте, где проповедовал другой священник из рядов сопротивления, отец Казимеж Янкаж, капеллан сталелитейного завода имени Ленина, могучий мужчина, которому было едва за тридцать и который называл себя «просто пролетарий».
Каждый четверг, в шесть вечера, в костеле Кольбе служили особую мессу, за ней следовала образовательная программа, в ходе которой, как говорил отец Янкаж, «мы пытались возвратить людям утраченную память». Это могли быть дебаты о современной политической ситуации или лекция по польской истории. Сюда приходили Лех Валенса и интеллектуальные лидеры легально не существовавшей «Солидарности», также участвовавшие в образовательной программе. В середине восьмидесятых годов в этом костеле возник неофициальный христианский университет. В течение шести часов каждую субботу рабочие Новой Гуты изучали экономику, социологию, психологию, «подлинную историю» и тонкости политической организации и общественных отношений. Занятия проводили профессора университета, Польской Академии наук и Краковского политехнического института. На каждый семестр записывались пятьдесят рабочих, которые получали «степень» после четырех семестров. Таким образом прошли цикл обучения около четырехсот рабочих, включая отца Янкажа, который «прослушал всю программу и многое получил от нее».
Тут проходили и «вечера независимой польской культуры», во время которых полуподвал костела использовался как театр, политическое кабаре, зал для джазовой и симфонической музыки или галерея для выставки графики (в Польше в те времена особенно процветало искусство плаката). Подвал был устроен так разумно, что соединялся туннелями с различными кварталами Местжейовице, так что большая толпа могла быстро рассосаться по городу, если власти задумали бы облаву. Никаких объявлений о «вечерах независимой польской культуры» не было. Информация о них передавалась из уст в уста. И каждый вечер собиралось около тысячи человек.
Режим Ярузельского мог преследовать подобное культурное сопротивление, но он никогда не смог бы прекратить его. Со временем костел Кольбе стал первой частной телестудией в Польше, на которой работали специалисты, уволенные с государственного телевидения. С появлением видеокамер они взялись за съемки фильмов, распространявшихся подпольно. Потом «станция» в костеле приобрела телепередающее оборудование и начала широкое телевещание, включая передачу первого фильма о жизни Ежи Попелюшко.Как сказал Адам Михник, Польша после введения военного положения превратилась не в «социализм с человеческим лицом», а в «коммунизм с выбитыми зубами». Экономика продолжала разваливаться, и материальная жизнь среднего поляка становилась все хуже. Это было еще одной причиной важности культурного сопротивления. Независимый мир идей и творчества помогал поддерживать надежду в период, казалось бы, полной безнадежности. Режим пытался установить то, что старый друг Папы отец Мечислав Малиньский называл «культурой заткнутых ртов». Но это ему не удалось.
Тем временем лидеры «Солидарности», находившиеся в заключении, пришли к выводам, подобным тем, к которым пришли и другие демократические диссиденты на востоке Центральной Европы. Воссоздание «гражданского общества» через культуру является необходимой предпосылкой для экономических и политических перемен. Это был новый тип сопротивления. А для действительного сопротивления через культуру необходима была информация. Вот почему Польская Церковь стала выполнять еще одну важную роль - стала маяком истины в мире, где властвовала ложь. По словам отца Малиньского, «люди приходили в церковь узнать, что в конце концов действительно происходит в Польше вокруг них».
Идя по мраморным полам Апостольского дворца в библиотеку Папы, генерал Войцех Ярузельский уже знал, что потерпел поражение в игре, на которую рискнул 13 декабря 1981 г. «Нормализация» по модели Чехословакии после 1968 г. в Польше не прошла. Невозможно было реконструировать польское общество и польскую экономику без сотрудничества с лидерами «Солидарности», поскольку они были единственными, кому доверял польский народ. Может быть, Ярузельский вспомнил тогда совет Иоанна Павла, который тот дал ему в июне 1983 г.: советуйся с этими людьми, а не сажай их.
Миф о возможности самореформирования коммунизма умирал с трудом. Через две недели после встречи генерала Ярузельского с Папой новый глава Советского Союза, Михаил Горбачев, обратился к Центральному Комитету КПСС со своими предложениями перестройки, подтверждая в то же время приверженность основным принципам коммунизма. Горбачев был представителем нового поколения, придя на смену трем своим предшественникам - товарищам Брежневу, Андропову и Черненко, чей политический опыт сформировался сталинскими чистками. Это был уже не мир Горбачева, и он сам тоже выглядел по-иному. Но этот человек, чьи «приятные улыбки» и «железные зубы» восхвалял не кто иной, как Андрей Громыко, все еще верил в реформирование коммунизма.Он был не способен направить танки в «братское» государство, являвшееся членом Варшавского Договора, чтобы восстановить там брежневскую доктрину. Это давало генералу Ярузельскому, лидерам «Солидарности» и Иоанну Павлу II возможность для более широкого маневрирования. Но Михаил Горбачев не желал согласиться с тем, что коммунизм обречен, несмотря на все свои «перестроечные» инициативы. Алхимия не могла стать подлинной химией, пока алхимики держались за старые представления о том, как устроен и действует мир. То же самое можно было сказать и о коммунизме. Самореформирующийся коммунизм, цепляющийся за свои иллюзии о человеке, является такой же нелепостью, как научно обоснованная алхимия.
Те, кто подобно Иоанну Павлу II верил в иной путь, кроме коммунизма, считали необходимой подготовку нравственной и культурной почвы, на которой только и могут расцветать свободные общества. Свобода, однако, подвергалась риску не только на востоке Центральной Европы, и коммунизм был не единственной угрозой истине о человеке. Труппа политиков, игравших на мировой сцене, как и сама историческая драма, развернувшаяся в мире, претерпела сильные изменения с тех пор, как Кароль Войтыла впервые вышел на лоджию собора Святого Петра в Риме. Но фундаментальные, основные принципы оставались теми же, что и всегда. Фундаментальные истины никогда не меняются.
Для некоторых поляков «Азия начинается с Пшемысля», города на восточной границе современной Польши. В этих словах кроется довольно откровенное предположение, что Россия, чем бы она ни являлась, во всяком случае, «не Европа». В монархическом ли, или в коммунистическом одеянии, этот древний гонитель поляков был для них «чужаком», в то время как исторические угнетатели Запада, германцы, «чужаками» Европой не воспринимались, хотя и были врагами европейских народов. Религиозно, политически, этнически и культурно Россия и русские - советскими они были или нет - считались «чужаками», а потому многие поляки с трудом воспринимали их как своих, европейцев.
Кароль Войтыла был в этом смысле исключением. Интерес к истокам славянского языка и славянской культуры подготовил его к представлению о восточных славянах - русских, украинцах, белорусах - как о двоюродных братьях западных славян, таких как поляки, несмотря на различие их алфавита. Знание истории, полученное Войтылой в ходе исследования развития культуры, также привело его к представлению о России как о Европе. До конфликта между Римом и Константинополем в одиннадцатом столетии Россия принадлежала к одному из двух легких, которыми дышала христианская культура Европы. Европа должна была вновь задышать обоими легкими, чтобы преодолеть политические и психологические границы, созданные Ялтинскими договоренностями. А это, кроме всего прочего, предполагало, что Россия будет частью Европы.
Став Папой, Кароль Войтыла сохранил интерес к России и к русским. Он глубоко вчитывался в труды Владимира Соловьева, русского философа и богослова конца XIX в., пророка примирения восточного и западного христианства, возлагавшего большие надежды на начало нового тысячелетия. Иоанн Павел был знаком с трудами русских религиозных мыслителей, которые прежде были убежденными марксистами, но оставили марксизм в период между революциями 1905 и 1917 гг., предупреждая как правительство, так и Русскую Православную Церковь о надвигающейся катастрофе в России, - Николая Бердяева, о. Сергия Булгакова и Семена Франка. Эти мыслители, а также работы таких богословов, как о. Павел Флоренский и о. Георгий Флоровский, которых он читал по-французски или в переводах на польский язык, ввели Папу в глубины русской религиозной культуры, убедив его в том, что Россия может многое дать миру. Стремление этих мыслителей к христианскому единству утвердило в Иоанне Павле экуменические настроения, тягу к востоку, способствуя преодолению взгляда поляка на Россию как страну за пределами Европы. Иоанн Павел поддерживал с русскими как личные, так и интеллектуальные контакты. Встречи с Андреем Громыко и другими советскими функционерами не могли полностью удовлетворить Папу. Он был заинтересован в обмене мнениями, невозможном в ходе официальных переговоров на межгосударственном уровне, которыми хотели бы ограничиться кардинал Касароли и другие его дипломаты. Иоанн Павел стремился к откровенным беседам с русскими, что со временем привело его в самый центр борьбы за права человека в России и сопротивления советскому коммунистическому правлению - не в качестве политика, но в качестве священнослужителя.В 1983 г. подруга-полька устроила для Ирины Иловайской-Альберти возможность оказаться в первом ряду присутствовавших на одной из общих аудиенций Иоанна Павла, проводившихся по средам. Дочь русских родителей-эмигрантов, Ирина росла в Югославии между двумя мировыми войнами. Там она повстречалась с итальянским дипломатом Альберта и в 1946 г. вышла за него замуж. Альберти был направлен в Прагу, куда поехала молодая чета и где Ирина впервые столкнулась с жестокостью коммунистического режима во время захвата власти коммунистами в Чехословакии в 1948 г. Этот мрачный опыт зажег ее интерес к положению в России, и когда в конце пятидесятых и в шестидесятые годы появилась возможность контактов с новыми эмигрантами и советскими гражданами, она стала их поддерживать, не предполагая тогда еще, куда это ее приведет. После смерти мужа в 1975 г. Ирина получила приглашение Александра Солженицына, жившего тогда в Швейцарии, в качестве помощницы сопровождать нобелевского лауреата и его семью в их новый дом в изгнании в Вермонте. Госпожа Альберти согласилась и провела четыре года с Солженицыным, став за это время весьма осведомленной о внутренней политике Советского государства, об антисоветском сопротивлении, развившемся как в эмиграции, так и в России.
Завершив работу с Солженицыным и возвратившись в Париж, она решила съездить в Рим, чтобы встретиться с Папой. Встреча была короткой, однако она произвела на госпожу Альберти огромное впечатление, ее глубоко тронула любовь Папы к России. Более того, интерес к России и к русским был не просто интересом образованного и умного человека, ученого. Этот интерес был «глубоко человеческим и духовным».Следующая встреча между Папой-поляком и дочерью русских эмигрантов произошла приблизительно год спустя. Андрей Сахаров, блестящий советский физик, ставший борцом за права человека, объявил голодовку. Он жил в Горьком в вынужденном внутреннем изгнании, где оказался в 1980 г. после протеста против советского вторжения в Афганистан. Его жене, Елене Боннер, тоже активистке в борьбе за права человека, отказывали в получении паспорта для выезда из СССР на кардиологическую операцию, необходимую для спасения ее жизни. Боннер была давней подругой Ирины Альберти. Когда дети Боннер приехали в Рим, участвуя во всемирной кампании за освобождение их матери из ссылки в Горьком, госпожа Альберти, знавшая, как Иоанн Павел восхищался Сахаровым, устроила им встречу с Папой. Встреча была организована сдержанно, без лишней огласки. Государственный секретариат Ватикана с беспокойством относился к любой возможности конфронтации с советским режимом, но когда госпожа Альберти сообщила Иоанну Павлу, что дети Боннер хотят видеть его, он немедленно ответил согласием. Встреча произошла в небольшой комнате, удаленной от Зала аудиенций Павла VI, и продолжалась десять минут, до начала общей аудиенции, которую должен был проводить Папа. Через переводившую на русский язык госпожу Альберти Иоанн Павел сказал детям Боннер, что он информирован о положении их матери и отчима и ставит вопрос об этом перед Советским правительством через дипломатические каналы и частные контакты. Торопливо уводимый своими помощниками, Папа сказал госпоже Альберти:
- Приходите на встречу со мной, когда будете в следующий раз в Риме.
- Каким образом? - спросила она.
- Поговорите с моим секретарем, - сказал Папа уже в дверях. Это казалось невозможным - просто позвонить в Ватикан, попросить к телефону монсеньора Дзивиша и договориться о встрече с Папой. Но друг Ирины, французский иезуит, уверил госпожу Альберти, что она должна поступить именно так, когда будет в Риме. Итак, пребывая - после аудиенции Папы с детьми Боннер - в предощущении того, что в ее жизни настали еще не определенные, но «радикальные» перемены, Ирина Альберти позвонила секретарю Папы, когда вновь оказалась в. Риме летом 1985 г. На этот раз она была приглашена на папскую летнюю виллу в Кастель-Гандольфо, где она и Иоанн Павел провели несколько часов в беседе об условиях жизни в СССР, о его правительстве и об истинном положении Церкви. После этой беседы Иоанн Павел вновь пригласил Ирину на встречу в следующий ее визит в Рим.
В результате международного давления, голодовки Сахарова и прихода к власти Михаила Горбачева Елена Боннер наконец получила паспорт для выезда из СССР и лечения в Соединенных Штатах. В декабре 1985 г. она остановилась в Риме, и Ирина Альберти организовала ее встречу с Папой. Это была «совершенно конфиденциальная и частная встреча», - вспоминала она, поскольку Боннер получила паспорт с условием не встречаться с какими-либо общественными деятелями; и Сахаров, оставшись в СССР, был заложником, судьба которого зависела от хорошего поведения Боннер за границей. Госпожа Альберти изобрела уловку, чтобы отвлечь репортеров, повсюду следовавших за женой Сахарова. Пока они шли по пятам детей Боннер, Ирина и Елена отправились в Ватикан.Встреча Елены Боннер с Папой продолжалась два часа, в течение которых обсуждалась жизнь в Советском Союзе на примере Сахарова и его супруги. Иоанн Павел слушал не только внимательно, но и с сочувствием, проявляя пастырское участие. Елена Боннер, очень сильная женщина, вышла после этой встречи плача и сказала Ирине Альберти:
- Это самый замечательный человек из всех, кого я когда-либо встречала. Он весь - свет. Он - источник света... В феврале 1989 г., когда Сахаров и Боннер были в Риме вместе, они частным образом встретились с Папой, и тот позаботился, чтобы их не прерывали в течение двухчасовой беседы. Сахаров, который, согласно опросу общественного мнения, проводившемуся в тот год, был назван самым почитаемым человеком в советской истории, подвергался давлению со стороны Михаила Горбачева. Генеральный секретарь ЦК Коммунистической партии Советского Союза уговаривал его баллотироваться в Совет народных депутатов и принять активное участие в политике.
Но Сахаров не желал формального участия - это означало бы одобрение им политики Горбачева (которого он считал коммунистом-реформатором) или принятие им советской системы, которую он считал нереформируемой. Он мучился над разрешением этой дилеммы.
Во время встречи с Иоанном Павлом Елена Боннер сказала мужу:- Это единственное место в мире, где ты можешь задать мучающий тебя вопрос. Сахаров, которого Ирина Альберти называла «теистом», не уверенным в своих взаимоотношениях с Богом», задумавшись на момент, объяснил положение, в котором он оказался, и затем задал вопрос, терзавший его:
- Если я вступаю в эту игру, направлю ли я ее в лучшее русло или вынужден буду смириться с тем, что меня использовали?
Впервые за свою долгую, трудную и героическую жизнь Андрей Сахаров совершал своего рода исповедь.
Иоанн Павел задумался, не говоря ничего, просто слушая и размышляя. Затем он сказал Сахарову:
- У вас чистая и сильная совесть. Можете не сомневаться, вы не совершите ошибки... Я думаю, что вы окажетесь полезны. Сахаров, почувствовав облегчение, освободившись от сомнений, вернулся в Советский Союз и был избран в Совет народных депутатов, где стал олицетворением совести движения за реформы.
Его Превосходительству г-ну Михаилу Горбачеву.
Католическая Церковь с огромным уважением и симпатией относится к великому духовному наследию восточных славянских народов. С великой радостью я пожелал, чтобы кардиналы, архиепископы, епископы и прелаты, представляющие Святой Престол и католическую Церковь, присутствовали на таком великом праздновании в Москве.
Я лично слежу за событиями международной жизни, и прежде всего за всеми инициативами на благо мира, которые предпринимаете Вы. В последнее время мое особое внимание было привлечено к многообещающим сдвигам в сфере взаимоотношений между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки, главным образом в том, что касается разоружения, ставшего возможным благодаря ряду встреч и соглашений, что принесло такое облегчение всему миру.
С огромным интересом я отнесся к Вашим словам на встрече с Патриархом Пименом и Синодом Русской Православной Церкви 29 апреля этого года, отметив для себя то, что Вы сказали о связи жизни религиозной общины с гражданским обществом через общую историю и общее отечество, а также о праве верующих как граждан на свободное выражение их собственных религиозных убеждений и об общественном вкладе, особенно в отношении человеческих ценностей и решения самых острых проблем общества, и в частности, работы ради мира.
Я отметил также, что Вы коснулись необходимости изменить отношение к Церкви и верующим, которого придерживались в прошлом государственные власти. И с огромным вниманием отнесся я к Вашему заявлению, о том, что в скором времени будет принят новый закон о свободе совести, в котором будут также учтены интересы религиозных организаций.
Я убежден, что Ваша работа, г-н Генеральный секретарь, возбудила огромные ожидания и оправданную надежду со стороны верующих. Разделяя их чувства, я хотел бы выразить Вам свою уверенность, что визит кардинала Касароли откроет новые перспективы в положении католиков в Советском Союзе. Я хотел бы выразить ту же надежду, которую высказал мой предшественник. Папа Павел VI, бывшему тогда министру иностранных дел г-ну Громыко, надежду на то, что вопрос о положении католической Церкви в СССР мог бы получить более удовлетворительное обсуждение и решение путем прямых контактов между Советским правительством и Апостольским Престолом. В конце прилагаю к моему письму pro memoria41 с некоторыми соображениями, которые, я полагаю, будут полезны для более глубокого рассмотрения этой проблемы.
Действительное разрешение этих вопросов соответствует ожиданиям не только Святого Престола и всей католической Церкви, но и огромной части мировой общественности, которая с огромным интересом наблюдает за инициативами, которые Вы предпринимаете во многих сферах общественной жизни Вашей страны, в надежде, что эти инициативы распространятся и на сферу религиозной жизни как отдельных граждан, так и религиозных общин. Лично я ощущаю, что не исполнил бы своей миссии как верховный пастырь католической Церкви, если бы не воспользовался этой возможностью и привилегией привлечь личное внимание Вашего Превосходительства к этому вопросу. Я поступаю так в уверенности, что все это найдет отзвук в Вашем сердце.
Я желаю мира и процветания Вам и всем народам Советского Союза, к которым я ощущаю огромное уважение и сердечное отношение. Пожалуйста, примите, г-н Генеральный секретарь, мое выражение величайшего к Вам почтения.
Ватикан
7 июня 1988 г.
Joannes Paulus PP. II
Это историческое письмо, ставшее началом беседы, которая была бы немыслима года за три до этого, говорило само за себя. Иоанн Павел был открыт для самого широкого диалога с советским лидером. Дело было за Горбачевым - последовать по этому пути, улучшая условия для католиков в Советском Союзе и укрепляя взаимоотношения между СССР и Святым Престолом.
Оговаривая условия присутствия католической делегации в Москве на праздновании тысячелетия христианства на Руси, Папа настоял на том, чтобы делегации Ватикана была предоставлена возможность встретиться с лидерами Украинской Греко-Католической Церкви. Виллебранд и Касароли встретились с двумя украинскими епископами, Филимоном Курбачой и Павло Василиком, 10 июня в гостинице «Советская». Лидеры русского православия были недовольны, но не могли воспрепятствовать этой встрече. Тем временем официальные лица из Совета по делам религий продолжали настаивать на том, что легализация Греко-Католической Церкви на Украине является внутренним делом русского православия. Это противоречило их обычному заявлению, что Украинская Католическая Церковь является не религиозным объединением, но чисто «националистической» или «сепаратистской» организацией.
В июле Иоанн Павел II принимал участие в двух греко-католических празднествах, отмечающих окончание тысячного года, и продолжал настаивать как на религиозной свободе, так и на всецерковном примирении. Он молился на украинском языке на «Молебне» (специальной благодарственной службе, посвященной Деве Марии), проходившем 9 июля в украинском соборе Святой Софии в Риме. На следующий день, 10 июля, Иоанн Павел был основным сослужителем на Божественной литургии, которую служили по византийскому обряду у папского алтаря в соборе Святого Петра в Ватикане. Кроме кардинала Любачивского, сослужителями на этой службе были двадцать украинских епископов наряду со многими греко-католическими священниками. В своей проповеди Папа почтил огромное мужество Украинской Церкви под гнетом преследований и потребовал религиозной свободы для греко-католиков Украины. В то же время он вновь призывал к усилиям по залечиванию этнических, религиозных и политических ран:
«Крещение Руси положило начало тому медленному и многостороннему процессу культурного и национального возмужания, которое оказало такое глубокое влияние на образование украинского, белорусского и русского народов... В особенности вы, люди украинской нации, как можете вы забывать, что разделяете общее наследие Крещения ваших предков с православными братьями вашего народа? Кроме того, как можете вы игнорировать те исторические связи, которые соединяют ваш народ с народами Белоруссии и России? То Крещение сделало вас и их членами единой Церкви...»
Это был призыв, обращенный к Москве, а также к католикам Украины, как подпольным в Советском Союзе, так и к католикам украинской диаспоры во всем мире. К сожалению, у каждой из этих сторон, к которым обращался Папа, и в особенности в России, было слишком много глухих, чтобы стало возможным полное примирение, которого так желал Иоанн Павел.
Каждый в Риме понимал, что 1 декабря 1989 г. должно произойти нечто эпохальное. Улицы заполнили толпы зевак. Обычно скептичные репортеры, и те были возбуждены. Епископы, ветераны Курии, высовывались из окон, чтобы получше разглядеть президента СССР и его супругу, объезжавших кругом площадь Святого Петра, затем - по короткому отрезку виа ди Порта-Анджелика - подъехавших к воротам святой Анны и поднимавшихся в автомобиле по пологому склону Ватиканского холма. Наследник ленинской революции и его супруга вышли из черного лимузина во дворе Сан-Дамасо, где их приветствовали с почестями, полагающимися главе государства, префект Ватикана, dentiluomini49 Святого отца, и швейцарская гвардия. Затем они вошли во дворец.
Итальянское государственное телевидение расположило телекамеры по всему Апостольскому дворцу, чтобы телезрители могли видеть весь исторический путь советского лидера к апартаментам Папы. С самого начала было заметно, что Горбачев, хорошо понимавший важность этого момента, волновался, хотя и был лидером, обычно излучавшим уверенность в себе. Один семинарист, наблюдавший за этой исполненной драматизма сценой по телевизору, говорил, что Горбачев выглядел как человек, вышедший из ряда приговоренных и направляющийся на казнь. Один из римских журналистов-ветеранов был не согласен с этим, думая, что Горбачев выглядел скорее смущенным, чем испуганным. Пресс-секретарь Папы, Хоакин Наварро-Валлс, бывший психиатр, считал, что Горбачев казался напряженным, «не в своей тарелке», не уверенным, как он должен себя вести: выглядеть ли строгим? или смеяться?
Каково бы ни было его психологическое и эмоциональное состояние, Михаил Горбачев в первые минуты пребывания в Ватикане не производил впечатления человека, уверенного в предстоящем, - возможно, потому, что он и действительно точно не знал, что его ожидает. Однако он, должно быть, интуитивно чувствовал, что исторически означает этот момент. Самим фактом своего присутствия в Ватикане система, которую он представлял, признавала, что неверно истолковывала связь между христианством и подлинным гуманизмом, между христианством и освобождением человечества.Репортеры могли наблюдать первые моменты встречи между Папой и советским лидером; и люди, опытные в подобных репортажах, видели, что Иоанн Павел очень эмоционально воспринимает происходящее. Журналисты говорили, что по первой реакции Папы обычно можно судить о дальнейшем, и Папа почтил Михаила и Раису Горбачевых самым сердечным приветствием. Папа считал Горбачева человеком принципов, который действует в соответствии со своими убеждениями, даже если они приводят его к нежелательным результатам. Хотя Горбачев и хотел, может быть, «"спасти" коммунизм с человеческим лицом» (словосочетание, казавшееся Папе внутренне противоречивым), с человеком принципов можно было разговаривать, понимая друг друга, и иметь с ним дело, что невозможно с теми, кто озабочен лишь своей властью.
Встретившиеся прошли в библиотеку Папы для личной беседы, используя двух переводчиков (Иоанн Павел мог читать по-русски, но не владел разговорной речью): одного переводчика предоставил Государственный секретариат Ватикана, а второй, Валерий Ковликов, был служащим советского Министерства иностранных дел. Обе стороны, очевидно, стремились узнать друг друга. Папа говорил о необходимости религиозной свободы, что он делал всегда во время предыдущих встреч с советскими официальными представителями, но одновременно и приглядывался к своему гостю. Кто был этот человек? Во что он верил? Как оправдывал свои убеждения?
Пока Раиса Горбачева осматривала Сикстинскую капеллу (и утверждала, что русские иконы превосходят фрески Микеланджело), советский президент и Папа беседовали в течение полутора часов, на полчаса дольше, чем предполагалось. По словам Горбачева, Иоанн Павел говорил о своем «европейском кредо» и о своем убеждении, что новая объединившаяся Европа «от Урала до Атлантики» должна возвратиться к нормальному состоянию, восстановив свой истинный исторический путь. Кроме всего прочего, это означало, что Запад должен считать события 1989 г. не столько победой, сколько возможностью восстановить истинное наследие Европы.
Когда Иоанн Павел II и Горбачев закончили частную беседу, Раису Горбачеву ввели, чтобы официально представить Папе. Ее супруг, чувствовавший себя теперь очень свободно, взял ее за руку и сказал:- Раиса Максимовна, я имею честь представить тебе человека, обладающего высочайшим нравственным авторитетом на земле. - Затем, засмеявшись, добавил: - Он славянин, как и мы!
Когда они вышли из библиотеки Папы, чтобы присоединиться каждый к своему сопровождению и сделать официальные заявления, все ощущали возбуждение этого исторического момента. Оно заряжало всех подобно электричеству, и даже ветераны репортерского дела были захвачены им.
Руки Иоанна Павла дрожали от переполнявших его чувств, когда он вышел к подиуму, чтобы сказать слова приветственного обращения. Он с «особенным удовольствием», начал Папа, приветствует советского президента, его супругу, министра иностранных дел и сопровождающих их лиц в Ватикане. «Тысячелетие крещения Руси, которое отмечалось годом ранее, стало напоминанием о «глубоком влиянии этого события на историю народов, получивших послание Христа», - заметил Иоанн Павел. Я рад, что ваш визит, господин президент, происходит на фоне празднования этого тысячелетия, и в то же время рассматриваю его как многообещающий знак на будущее...»
Далее он перешел к вопросу, самому близкому его сердцу, - к религиозной свободе. Не скрывая тревоги за состояние литовской и украинской паствы, но выражая это так, чтобы можно было отнести его озабоченность к религиозной свободе в целом, он был вежлив, но прям:
- События прошлых десятилетий и испытания, которым столь многие граждане подверглись за свою веру, известны всем. Общеизвестно, в частности, что многие католические общины в наши дни с нетерпением ожидают возможности восстановить себя и вновь возрадоваться под водительством своих пастырей.
Настало время действовать в соответствии с «повторяющимися утверждениями о решении вашего правительства обновить внутреннее законодательство» о религиозной свободе, чтобы эта советская практика была приведена в полное соответствие с международными соглашениями, которые Советский Союз... подписал». Точно такой же довод Папа приводил в своем историческом письме к Леониду Брежневу от 16 декабря 1980 г., уговаривая предшественника Горбачева не входить в Польшу. В этот раз дело касалось не гарантий безопасности, но защиты человеческих прав в соответствии с хельсинкским Заключительным актом. В любом случае его «ожидания», которые совпадали с «ожиданиями миллионов сограждан Горбачева», состояли в том, чтобы «закон о свободе совести, который должен был вскоре обсуждаться Верховным Советом, помог гарантировать всем верующим полную реализацию права на религиозную свободу», которая является «основой» всех других свобод.
В конце столетия массовых убийств Иоанн Павел видел впереди зарождение нового гуманизма, новой «заботы о человеке», которые, в свою очередь, будут способствовать и рождению «общей солидарности». Эта солидарность, однако, окажется мертворожденной, если уроки Второй мировой войны окажутся забытыми: «Если окажутся забытыми фундаментальные этические ценности, судьбы народов могут постигнуть страшные последствия, и даже их величайшие замыслы и дела могут окончиться провалом». Настоящая встреча, заключил Папа, не просто необычна. Она «уникальна по своей значимости: это - знак того, что наступает время зрелости, признак многообещающего будущего».
Михаил Горбачев работал над своей ответной речью вплоть до последнего момента. Когда Хоакин Наварро-Валлс попросил копию будущего выступления Горбачева за день до их встречи с Папой (к тому времени советские лидеры уже получили текст будущего обращения Папы), ему сказали, что заявление Горбачева еще не готово.
Советский лидер не хотел уступить в оценке исключительности этой встречи.
- Произошло поистине экстраординарное событие, - начал он, - событие, ставшее возможным благодаря глубоким переменам, произошедшим во многих странах и с различными народами.
Семьдесят лет ожесточенной антиватиканской пропаганды со стороны советского режима закончились сразу и бесповоротно, когда Горбачев признал, что Святой Престол направляет усилия «на разрешение общих европейских проблем и на создание условий, позволяющих народам совершать свой собственный независимый выбор». Затем советский президент провозгласил, что установление дипломатических отношений между Святым Престолом и СССР является решенным вопросом и дипломатам с обеих сторон необходимо лишь как можно скорее урегулировать некоторые «формальности». Горбачев также обязался разработать новый закон о религиозной свободе и заключил, что, «начав движение перестройки, мы постигаем трудное, но незаменимое искусство глобального сотрудничества и консолидации общества на базе обновления».Последнее предложение напоминало ходульные фразы прошлого. Но Михаил Горбачев еще не исчерпал себя. В импровизированной и неожиданной коде50, заставшей всех врасплох, он пригласил Папу посетить с визитом Советский Союз.
Это был еще один весьма наряженный момент, и некоторые журналисты считали, что Иоанн Павел, не ответивший тут же определенно и спонтанно на это предложение, потерял великую возможность. Папа же, прекрасно осознававший тонкость этого вопроса, знал, что должен получить приглашение в СССР от Русской Православной Церкви. Советский президент, знакомый с историческими взаимоотношениями между его ведомством и управлением Московского Патриарха, полагал, возможно, что Патриархию в этом вопросе удастся, так сказать, обойти. Однако, прежде чем это смогло случиться, Горбачев лишился власти, и СССР перестал существовать.
Для того чтобы понять утверждение Иоанна Павла, что Михаил Горбачев был «человеком, посланным Провидением», - как он часто называл его в разговорах с коллегами и друзьями, - необходимо вспомнить теологическую линзу, сквозь которую Папа воспринимал реальность. Рассматривая президента Горбачева, Иоанн Павел не переставал быть Каролем Войтылой, человеком, для которого все происходящее заключено в горизонт убеждения, что Иисус Христос определяет предназначение каждой человеческой жизни. Это относится и к жизни Михаила Сергеевича Горбачева. Имея дело с Горбачевым, Иоанн Павел был священником исполняющим одновременно роль государственного деятеля, а не государственным деятелем, который был священником, лишь когда возвращался к алтарю.
Кроме того, Иоанн Павел, как поляк, глубоко осознавал, что этот русский (Горбачев) в противоположность всем его предшественникам, царистам или коммунистам, позволил Польше утвердить свою свободу и суверенитет. Это другим, но не Папе казалось, что у Горбачева в 1989 г. не было иного выхода, что в связи с его собственными внутригосударственными проблемами Горбачев не мог тогда осуществлять брежневскую доктрину на востоке Центральной Европы. Иоанн Павел и его польские коллеги в Ватикане придерживались иных взглядов. Очень может быть, что Папа, сумевший полностью преодолеть традиционный польский взгляд на «Могучую Власть» на востоке в культурных и духовных аспектах, не мог еще полностью избавиться от преувеличенного представления о политическом могуществе этой власти.
Иоанн Павел уважал Горбачева как политика, готового идти на риск ради веры в истину, и как человека, который пришел к пониманию, что человеческая личность, а не коллектив должна стать центром заботы общества. Это уважение не распространялось на планы Горбачева сохранить Советский Союз в его послевоенных границах. Папа отлично понимал, что «союз», лежавший в основании СССР, был навязан многим и поддерживался грубой силой. Под гнетом этого «союза» оказались и две католические Церкви, в Литве и на Украине, подвергшиеся большим гонениям. Балтийские республики, насильно присоединенные к Союзу, были совершенно своеобразны как в культурном, так и историческом отношении. То же можно сказать и об историческом отличии Украины, хотя этот вопрос был гораздо более болезненным для русских, особенно для Русской Православной Церкви. Учитывая происхождение славянского православия, берущего начало на землях вокруг Киева, обретение Украиной независимости нанесло бы серьезный удар историческим притязаниям Московского Патриархата. Папа, защищавший «права народов» с самого начала своего папства, не мог быть сторонником последней в мире многонациональной империи.Михаил Горбачев, посвятивший лишь немногим более страницы описанию 1 декабря 1989 г. и встречи с Папой Иоанном Павлом II в своих мемуарах объемом в 700 страниц, может, и был в действительности «человеком, посланным Провидением». Однако даже с точки зрения морального анализа истории конца XX в. Горбачев представляется скорее инструментом в руках Провидения, которого он сам так и не осознал, чем сознательным слугой плана Творца. Как бы ни оценивать Горбачева - человека и государственного деятеля - историческое значение его встречи с Папой будет проясняться все более и более, по мере того как события эти будут уходить в прошлое. Его визит к Папе был актом капитуляции.
Занавес драмы, разыгранной атеистическим гуманизмом, опустился окончательно. Эта философия уже ничего не могла предложить для будущего человечества. Вот что означал приезд в Ватикан Михаила Горбачева.
Как рассказывал С. Федоров, эта встреча имела огромное значение для формирования его мировоззрения. Сам он определял его так: "Мои ценности - душевное богатство, здоровье и благо людей, свободный и эффективный труд, справедливость, самоуправление и солидарность".
Иоанн Павел II много внимания уделял проблемам общественной этики. Святослав Николаевич не только разделял его взгляды, но и считал их нравственной основой человеческой цивилизации. Он вспоминал, что его потрясла знаменитая папская энциклика "Совершая труд" (Laborem exercens) о смысле и достоинстве человеческого труда, созданная Павлом Иоанном II за десять лет до их встречи, в 1981 году. В свою очередь, понтифик высоко оценивал медицинскую и общественную деятельность С. Федорова.
Исследователи жизни Святослава Николаевича обращают внимание на поразительную схожесть жизненных обстоятельств понтифика и выдающегося офтальмолога. И тот и другой родились в семьях кадровых военных. Отец Папы римского, был офицером австро-венгерской армии, а отец С. Федорова - Николай Федорович - командиром Красной Армии. После школы оба пошли по стопам своих родителей и поступили в военные училища. Однако им не удалось закончить учебу из-за случившихся практически в одно время несчастных случаев, связанных с транспортом: Святослав Федоров потерял ногу в аварии, а Кароль Войтыла был сбит автомашиной и долго лечился. Оба выбрали новые профессии (по сути, противоположных военной) и заведовали кафедрами: С. Федоров в медицинском институте, а будущий Папа - в Люблинском Католическом университете. Очень быстро рос их международный авторитет, и они зарекомендовали себя деятельными реформаторами, много сделавшими для блага общества. Встав во главе католической церкви, Кароль Войтыла сломал веками сложившийся образ первосвященника и католической церкви. Он бегал в кроссовках по горным тропам, занимался на тренажерах, плавал в бассейне, играл в теннис, катался на горных лыжах. Святослав Федоров был увлечен экстремальными видами спорта: скакал на коне, летал на мотодельтоплане, вертолете, водил спортивный мотоцикл, а его идеи в медицинской науке и организации здравоохранения носили революционный характер. Наконец, оба были яркими личностями и заслужили народную любовь и уважение.